ХХ век во всём мире ознаменовался торжеством политических технологий. Всё популярнее стали идеи механистического управления человечеством. Но можно ли к обществу и к человеку применять исключительно инженерный подход? С помощью политических технологий совершались революции «сверху» и «снизу», сталкивались и разрушались цивилизации, менялись жизненные уклады. Если для западного обывателя применение политических технологий обусловлено их политической культурой, то для нашего человека, сохранившего своё сознание чистым, поскольку в советское время мы росли вне воздействия маркетинговых коммуникаций, эти методы были буквально как ушат ледяной воды на голову. Но, поскольку мы воспитывались в советской системе, где Таганка учила нас говорить на почти птичьем языке тайных смыслов, народное сознание быстро отделило подлинное существование общественно-политических акторов от искусственных приспособлений кукловодов с их марионетками. Эта способность видеть настоящее и отделять его от манипуляций позволила нам вместе со всем миром встретить кризис политических технологий, когда они резко вышли из тени, стали очевидны и менее эффективны: для западного человека ввиду их опыта, а для нас – ввиду мощной дозы принятого внутрь, но так и не переваренного.

Третье тысячелетие весь просвещённый мир встречает, обсуждая возможные сценарии политических событий, разные цвета и цветы революций и геополитических раскладов. Всё уже многократно описано и разжёвано в разного рода литературе.

Политические технологии себя изжили?! Конечно, нет. Говорят: «У народа забрали власть». Никто, ни у кого власть не забирал! Во все времена задачей политических ухищрений было управление вниманием людей (читай – электоральных групп). И до тех пор, пока существуют желающие отдать, продать, подарить своё внимание – политические технологии будут существовать. Но способствуют ли они полноценной жизни общества?! Конечно, нет. Политические технологии стимулируют электоральные процессы и подменяют живое развитие. Попробуем в нескольких тезисах описать дихотомию этих процессов.

Стимул и/или мотивация

Начнём с простого. Из школьного курса биологии мы помним, как обезглавленное тело лягушки тыкали иголками и прижигали спичками, чтобы показать нам рефлексы, которые заложены в нервной системе тела уже мертвого организма. Таковы и политические технологии – ввиду их директивного использования, что не подразумевает никакого желания запускать творческие процессы в обществе. Они только призваны, демонстрировать те или иные общественные движения и тенденции в русле электоральных предпочтений. Для этого нет нужды работать с формированием у социальных групп творческой самоорганизации, что требует тонких настроек всей системы внутренней политики, а достаточно применить иголку, спички, кнут да пряник – и условное тело общества двинется в том направлении, которое выгодно внешнему управляющему. Но такое общество неспособно рождать смыслы и созидать новые формы, оно готово только пассивно реагировать. Жить в реактивном режиме общество долго не может. Почему? В своём естественном существовании общество собирается вокруг высоких смыслов и устремляется к предвосхищению образа своего будущего, которое пережило, выстрадало и выпестовалов себе. Если этого нет, оно рассыпается или замирает, потому что перестаёт понимать суть своего существования, т. е. предназначение в высоком смысле. Чтобы сформировался проактивный способ существования общества, необходим мотив. Это – когда общество получает всеобщее глубинное звучание, вступает в резонанс и возникает симфония. Тогда оно устремлено вперед, нацелено на создание нового. Сам мотив складывается из множества параметров: это и цели, и смыслы, и задачи, и планы, и атмосфера, и условия… Но главное – это совместное предвосхищение и переживание будущего и его кристаллизации в общественном сознании.

Социальная режиссура против политических технологий

Существующее положение вещей теперь таково, что мы вынуждены существовать в реактивном состоянии: что-то где-то происходит – все несутся этот слом бинтовать, гипсовать, оправдываться… Реагировать, одним словом – зашивать, где порвалось. Это следствие отсутствия единой сверхзадачи, способной увлечь общество в своей массе. Политтехнологи сегодня пытаются сконструировать национальную идею и применить её к сегодняшним реалиям. Это привычный вывих из советского прошлого, когда в кабинетах вымучивали идеологические конструкты и с кровью продавливали их в тело общества. Так не будет уже никогда! Сегодня невозможно что-либо провозгласить с трибуны, чтобы все это ринулись исполнять. Время другое, человек другой, уклад жизни другой. Людей можно собрать только через понимание образа будущего, который и является точкой сборки, местом концентрации общественного сознания. Образно говоря, он вытягивает общество, подобно коллективному барону Мюнхгаузену, из болота повседневности в будущее и дающее ему должное устремление.

Сегодня всё чаще и чаще слышна и всё более укрепляется теория малых групп. Это, когда микросообщества, самоорганизуясь, образуют мультигруппы. Мультигруппы, подобно живому организму, развиваются сообразно своим устремлённостям, почти без какого-либо участия извне. Все смыслосодержательные элементы заложенные в микросообществах, подобно огромной капиллярной системе, напитывают эту мультигрупповую среду, и она становится устойчивой за счет того, что взращивает в себе ценностных арбитров. Последние являются держателями норм: правил, традиций, принципов и культуры. Именно из числа ценностных арбитров, прошедших опыт содержательно плотных групп, органически формируется элита. Это происходит, когда из генерационного режима мультигруппы переходят в режим реализации задуманного. Тогда для них необходима всеобщая координация, которая должна быть сообразна национальной стратегии. И в данном случае политтехнологии замещаются социальной режиссурой, суть которой заключается в создании необходимой атмосферы для достижения поставленных целей. Социальная режиссура, в отличие от политических технологий, есть система живая.

Неживое – живое

Неживые и живые системы отличаются друг от друга тем, что первая возникает по плану, а вторая по наитию, сообразно с природой человека. В чём здесь парадокс?! Всё, что нас окружает, естественно создано, и мы сами, и все наши социальные конструкции, относятся к живым системам. В чем их особенность? Во-первых, они развиваются по определённым законам, но при этом они адаптивны.

Они живут за счёт внешней среды, словно в материнском питательном растворе, поскольку внешняя среда, по сути, и есть наполнение этих живых систем. Все социальные системы построены из людей: нет людей – нет социальной системы. При этом люди ведут себя спонтанно и импульсивно, но социальные системы строятся, развиваются по совершенно конкретным и устойчивым социальным законам, несмотря на всю спонтанность единиц, которые эту социальную систему составляют.

Например, дерево состоит из клеток и эти клетки, каждая, самостийно растут и развиваются, но при этом само дерево подчиняется всем внешним законам, формируется и растёт сообразно заложенной в нём программе: пускает корни, развивает крону, производит семена, сбрасывает листву и т.д. И мы всегда знаем, когда сажаем семя определённого дерева, что из него вырастет. Тут обнаруживается закономерность. Но вместе с тем мы знаем, что расти оно будет адаптивно к внешней среде: почве, ветру, солнцу и т.д. Посему, всё, что нас окружает в своей органике, от природы есть живые системы. В них есть свои критерии. Но человек, такие живые системы, как социум, создаёт только интуитивно, по наитию... А всё остальное, что он создаёт, не становится живым! Страшно признавать, что живые системы, кроме социальных, человек создавать ещё не научился. Это пока не наш удел. То есть, человек, будучи живой системой, коей является тело, где каждый орган является ещё своей системой, вся конструкция во взаимодействии выстроена как живая система, способен создавать только неживое, а проще говоря – мёртвое. Что-то строим: камень на камень, что-то производим: строгаем, лепим, точим, собираем машины. Всё это само собой не развивается, оно не адаптивно. Если мы сами ничего не изменили, то оно неизменчиво. Приходится созданное периодически ломать, производить новое. Ведь всё естественным образом изнашиваются, нет систем воспроизводства и т.д. и т.п. Это наша планида – дихотомия: сами, будучи живой системой, мы обретаемся в живом, а производим неживое. Даже вся наука, которой мы пользуемся, обслуживает неживые системы. Например, в живой природе дробных чисел не бывает: полклетки – это не клетка. В информатике нет дробных чисел: один – ноль, а – дальше вариации с единицами и нулями, там тоже целое, т. е. математики живых систем у человечества до сих пор нет. Звучит, конечно, обидно, но это так.

Директива вместо самоорганизация

Что же происходит?! Вся наука управления может развиваться только по чётко выстроенному плану. Есть естественная методология управления неживыми системами, например, проектный менеджмент, где строится строгий набор задач, есть точные выверенные цели. Чертёж, план как механизм реализации твёрдых замыслов, которые, как известно сперва планируются, точно фиксируются, утверждаются (читай – умерщвляются) а потом механически реализуются. При этом, очень часто случается так, что мы имея дело с динамической внешней средой, которая быстро меняется, остаёмся заложниками решения, принятого в прошлом. Мы этот поток задач выполняем, вкручиваем, продавливаем – и тем самым превращаемся в некие механизмы, которые обслуживают этот, ранее отфиксированный, поток задач. Будучи живой системой и обслуживая неживые системы, сами превращаемся в неживую систему.

Единственный способ формирования среды, которому человечество научилось – это выстраивать неживые системы. По-другому мы среду формировать пока не можем.

Этот подход нам позволил строить жилища, инфраструктуру, прокладывать дороги – это всё не вырастает из брошенного в землю зерна, мы это вынуждены строить, разрабатывая и соблюдая технологии, которые не самоадаптируются.

Всё бы хорошо, но эти методики строительства неживых систем с какого-то времени, не без помощи политических технологий, пробились в социум. Пока человечество не обладало таким мощным прогрессивным научным заделом, то социум развивался сам, по наитию, на принципах коллективного спонтанного творчества. В общем-то никто особенно в эту среду кардинально не вмешивался и очень многие обстоятельства в социуме развивались естественным образом. Но сегодня мы начинаем вмешиваться в жизнь общества, думая, что сможем произвести настройки с помощью тех методик, которые наработаны в том числе и политическими технологиями. Мы вмешиваемся в тело, создаём искусственные органы, конструируем кибер-человека, заменяя живые органы неживыми, и думаем, что по такому же принципу сможем отрегулировать и социум. Мы вторгаемся в малые группы, в средние группы, в мультигрупповые среды, оцифровываем их, не давая себе отчёт, что законы организации живых систем у нас не разработаны. Если законы неживых систем у нас хорошо изучены, регламентированы и даже специальные управленцы получают образование, они умеют это делать и для этого сформировался целый ряд профессий: машиностроители, производственники, строители и прочие эффективные менеджеры и инженеры. Но у нас нет номенклатуры специалистов по живым системам – социальных режиссеров, способных создавать семейные среды, развивать культуры в творческих коллективах, формировать мультигрупповые среды, которые знают, как развивать живые системы, как развивать в них ансамблевость – высшую форму естественного взаимодействия.

Есть два подхода. Если неживая система развивается, как жёсткий поток задач, чётко регламентированных в прошлом, на момент постановки целей – поток задач, который должен сформировать чётко спроектированный образец из чего-то неживого. Любые отклонения для такого подхода – риск, любая внешняя среда, которая начинает влиять на замысел – риск (погодный, ценовой, квалификационный т.п.), всё, что может повлиять на замысел – риск. Любая такая система управления стремится к тому, чтобы все задачи во что бы то ни стало были завершены: исполнено, исполнено, исполнено, исполнено… Потом режется ленточка, нажимается кнопочка, и получается результат: неживая система механически заработала!

Живая социальная система работает принципиально иначе. Во-первых, она не подчиняется точному плану: она управляется динамическим образом, собирательно. Почему? Да просто живая система изменчива, адаптивна к среде, по мере приближения к образу будущего, который рождён в группе, к ней начинают притягиваться дополнительные люди и даже группы. Эти новые участники, вливающиеся в живую систему, начинают изменять и сам образ будущего, предлагая неожиданные ходы, например, провести фестиваль… К ним вдруг примкнула, школа, а к школе институт, и тут же студенты предлагают создать межвузовскую ассоциацию… И уже то, что хотели делать в самом начале, сильно видоизменилось. Но, несмотря на это, сама живая система укрепилась, развилась в цветущую сложность, стала масштабной и интересной. И произошло что-то невероятное, никто даже и не думал, что такое возможно. Что произошло?! Заработала живая система, которая себя сама стала воспроизводить: образ будущего начал формировать себя сам, люди, примыкающие, стали добавлять к нему многоцветие – и в итоге получилось что-то совсем неожиданное. Хотя элемент изначального замысла в нём просматривается, но на эту сердцевину приросло много живого, естественного, адаптивного, что несёт в себе отпечаток внешней среды. Внешняя среда откликнулась, осуществила движение навстречу, растворилась в нарождающейся живой системе – и произошло наитие, когда всё вдруг начинает сочетаться друг с другом чудесным образом, рождая целое и живое.

Самое главное, что живая система неразрывно связана с внешней средой, она не может воспринимать её как риск, она включает в выстраиваемый образ любой сигнал, любой импульс внешней среды, любой элемент, делая его цельным. Например, внешняя среда сопротивляется проводимому мероприятию и отторгает его проведение в определенном формате и предлагает провести в другом, но в рамках рождающейся живой системы. Живая система сразу же должна на него среагировать, она вся перестроится. Не может быть рождён какой-то образец, ранее задуманный, без адаптации к внешней среде, потому что какой-то там идеалист его придумал, и он должен быть во что бы то ни стало исполнен так, как задумал его автор. Внешняя среда такое явление не примет, она его разрушит или изолирует, как происходит в организме, если он не может из себя исторгнуть, например, осколок, он его инкапсулирует, обволакивает и обозначает, что здесь неживое.

Слово «проект» происходит от латинского «proectus», что означает «брошенное вперёд». Собрались люди, сформировали цели, поставили задачи, определили набор действий – произвели некий бросок вперед в своих объявленных действиях, а потом двигаются к поставленной цели. Но цель-то привязана к тем обстоятельствам, в которых она принималась: к социальному, общественно-политическому, экономическому и другим контекстам. Сегодня, когда время стремительно меняется, невозможно проектным методом, соблюдая все поставленные вехи в осуществлении задуманного соблюсти, поскольку проектный подход не способен к саморазвитию. Он требует исполнения, написанного так, как это было задумано, и не терпит никаких отступлений.

Но, поскольку цель проекта всегда привязана к прошлому, а настоящее уже неузнаваемо изменилось, то начинают происходить искажения всей конструкции задуманного. Приходится с потерями перестраивать всё на ходу, подменяя в том числе и смыслы. В результате страдает и дело, и коллектив.

Живая система развивается подобно мицелию-грибнице. Она пронизывает все препятствия на своём пути, проникает сквозь стены, бетонные сооружения, распределяется под дёрном и занимает огромные пространства. Многие обращали внимание, что, если случается в какой год урожай грибов, то они сразу появляются в Карелии, Ленинградской, Псковской, Архангельской, Новгородской, Вологодской, Костромской, Ярославской, Тверской, Московской и многих других областях – на необозримой территории. Это активировалась мицелий-грибница. Высокая адаптивность к условиям позволяет ей покрывать огромные пространства. Так и в организации социальных живых систем мицеллярный подход обеспечивает быстрое и при этом органичное распространение, встраиваемое в условия предлагаемых обстоятельств, которые живая система поглощает, делает своими и, опираясь на них, развивается, а развиваясь, распространяется.

Права и/или обязанности

Если мы говорим о будущем, его развитии, то надо понимать, что устремляться в будущее могут только живые системы, поскольку это коллективная задача. Индивидуальное всегда порождает эго, а эго порождает искаженное представление о действительности, поскольку всегда смотрит на происходящее сквозь ложное представление о собственной значимости. Коллективное же сразу ставит способ существования социальной группы в условия дихотомии “права и обязанности”. Формируется образ будущего, одновременно определяется право каждого в согласовании со всеми участниками, но целое определяют наши обязанности по отношению к будущему и к друг другу. Дихотомия “права – обязанности” может быть решена исключительно при коллективном действии, потому что права есть следствие обязанностей. Коллективный образ будущего и устремлённость к нему есть совместные обязанности, а в итоге рождается право каждого участника самореализации в нём.

Если же попытка родить образ будущего осуществляется атомизированными, внутренне разобщёнными коллективами, то эта дихотомия не складывается – и тогда начинают превалировать права, начинается диктатура прав эго, с минимумом обязанностей. Права и обязанности – это основополагающий фактор социальной коллективной конструкции. Именно из образа будущего, согласовываясь по нему, порождается эта дихотомия, которая потом органично воплощается в полноценной жизни социальных групп. Никаких «впитанных прав», не связанных с коллективным будущим, не связанных с обязанностями, направленными на совместные достижения, быть не может.

Так как же выглядит наше будущее? Что должна явить наша нация? Завтрашний день, в первую очередь, зависит от способа нашего существования: либо мы атомизированы и, как объект, кем-то водимы к неким вящим целям, либо мы – активный субъект экономических, политических, социальных процессов. И тогда мы способны в себе и из себя формировать образ собственного будущего как единый организм и движемся к нему, являя новые формы общественного и государственного устройства. Хотя бы в социальной сфере мы должны управляться живым. Дать пространство живому, развивать его. Скорость и смысл развития нации в её самоадаптивности.

По сути, только мицеллярный подход может обеспечить стратегию мягкой силы. Никакой проектный метод не способен обеспечить тонкое проникновение на квантовом уровне в другие социальные системы. С технологиями всё понятно: многому научились, многому ещё научимся.

Но по идее мы должны проявить социальные модели, которые органично рождаются из нашего уклада жизни. Мы, как нация, обладаем культурой, способностью мыслить историческими этапами, наблюдая себя на отдельных исторических участках, проявляя адаптивность этническую, культурную, мировоззренческую, нравственную, духовную. Мы состоялись как евразийская цивилизация с присущей ей более чем тысячелетней адаптивностью, способностью проникать в другие культуры на таком глубинном уровне, что самые взыскательные арбитры вынуждены это признать.

А проектный подход – это удел иерархий. Повторим: механизмом для сообществ становятся только это живые системы. Вопрос: или мы страна иерархий, с придушенными живыми процессами, или мы в состоянии, сохраняя свои иерархии, свои системы, наработанные за тысячелетия, уникальные подходы к самоорганизации и самоуправлению, не побояться отпустить живые системы социума, позволить состояться той самой цветущей сложности, родиться неповторимой атмосфере конструктивной творческой напряженности… Только тогда нация будет устремляться «вперёд и ввысь» и для этого воспроизводиться! Воспроизводство нации –это также живой процесс обеспечения желаемого будущего. Пока он зажат иерархиями, нация воспроизводиться не может, не хочет и не будет. Она чахнет и сползает на обочину исторических процессов под воздействием неживого управления.

Цели про прошлое, образы про будущее…

Так как же выглядит наше будущее? Оно не лежит в поле концепций, в прокрустовом ложе целей, оно заключено в способе существования динамики социума. Если хотите, именно это и есть национальная или – говоря по-русски – всенародная идея. Уподобление себя в способе мицеллярного существования, с адаптацией ко всем обстоятельствам, моделям, укладам и концепциям. Поглощая и развивая их, мы порождаем новое, доселе совершенно неведомое. Сейчас весь мир не может не сделать ничего такого, что можем сделать мы. Во всех областях: и в электронике, в машиностроении, в ракето- и самолётостроении, в двигателестроении… Всё, всё, что можно себе только представить – это всё можно сделать и повторить. Но невозможно повторить уклад, присущий только нам, построенный на самоорганизации, который неминуемо приводит нас к самопроизводству нации. Сейчас наше вмешательство неживыми системами в живое социальное тело нации приводит её к стагнации и ступорам. Мы вмешиваемся в культурные процессы, даже в духовно-нравственные – и всё это не может не отражаться на воспроизводстве себя самих. В результате мы удивляемся, что не размножаемся.

Мы должны вывести неживые технологии из всех живых процессов, признать их, принять и предоставить им возможность органично развиваться, рождая необходимую для воспроизводства атмосферность. Нам необходимо снять давление иерархий на эти процессы, вызволить социальную динамику из-под спуда регламентов, дать ей возможность развиваться в смыслодеятельном векторе, дабы смыслы вернулись в социум. Иерархии сами по себе вторичны, они производятся от генерационных процессов социальной динамики, которые их всегда будут совершенствовать, поскольку иерархическая система не в состоянии изменяться сама. Любая иерархия инерционна и, если она превалирует над генерационными процессами, те стагнируют. На фоне укрепления иерархий по всему миру и даже больше того - создания иерархии глобального управления, наша стратегия мицеллярного развития сообществ и есть способ выйти из-под влияния надвигающегося миропорядка, который нас раздавит, если мы его примем. И та цифровизация, которая сейчас рождается у нас, при условии, что она не станет самоцелью, хозяином, но останется слугой, позволяет это осуществить через определённые законы совместного жительства. Такой подход определяется и размером страны, и многообразием этносов, культур, религий, конфессий, а также нашей созерцательностью, целостным сознанием, способным проникать в суть вещей и собирать из несочетаемого целое – всё это говорит нам о верности такого пути для нас, как евразийской цивилизации, обладающей этой ментальностью социальной сверхадаптивности. Наша проверенная историей суперадаптивность – это, похоже, и есть наша национальная идея, которая заключается не в безжизненной концепции, а в динамичном способе существования! Сложится оно – тогда всё будет так, как должно быть, даже, если будет иначе.

Алексей Вайц